О смраде средневековых городов
Невозможно точно определить, когда люди начали борьбу с нечистотами. Во все времена люди стремились минимизировать вред, который они причиняли. Когда ситуация становится невыносимой, её жертвы обращаются за помощью к властям.
В 1363 году студенты и преподаватели Парижского университета обратились к королю с жалобой на своих соседей-мясников. Они писали, что мясники «убивают животных прямо у себя дома, а кровь и отходы выбрасывают на улицу Сен-Женевьев как днём, так и ночью. Нередко отходы и кровь этих животных отправляют в выгребные ямы и уборные в домах, из-за чего на улице, на площади Мобер и во всём квартале стоит невыносимая зловонная вонь».
Три года спустя парламент издал указ, согласно которому мясникам было предписано убивать животных за пределами Парижа, на речке, и только потом привозить мясо в столицу для продажи. В противном случае им грозил штраф.
Загрязнение воздуха часто связано с животными. Помимо лошадей, которые были единственным транспортным средством, по городам, включая Париж, свободно разгуливали свиньи, козы и домашняя птица в поисках пищи. Не стоит забывать и о бродячих животных, особенно о собаках, которых было очень много, особенно в бургундских городах, несмотря на существование официальных живодёрен. Лишь риск серьёзных эпидемий вынуждал власти временно ограничивать количество животных, чьи продукты жизнедеятельности становились частью городских пейзажей.
Следует отметить, что в те времена люди также справляли нужду и плевали где попало. Некоторые профессии делали жизнь по соседству особенно невыносимой: мясники, торговцы потрохами и рыбой, гончары, в чьих погребах нередко гнила глина, — так происходило в Париже и других городах; художники, пользовавшиеся красками на основе оксидов металлов.
Среди худших профессий были кожевенники, изготовители перчаток и сумок, которые в больших количествах использовали токсичные продукты животного или растительного происхождения, а также едкие вещества — квасцы, винный камень, соду, а также мочу, в том числе человеческую, куриный помёт и собачьи экскременты, ускоряющие ферментацию и разложение волокон. Делались попытки удалить эти вредные производства за пределы перенаселённых городов, в низовья рек, чтобы вода из этих рек хоть в какой-то мере можно было считать пригодной для питья. Однако рост числа городов в конце периода Средневековья, по-видимому, сопровождался повышением их токсичности. Всё чаще говорили о «зловонных соплях», вонючей воде и плохом воздухе, особенно в летний период, когда дышать становилось невозможно.
Некоторые положительные изменения можно объяснить всё более ощутимым дискомфортом. В глубине дворов строились частные туалеты, над речками выкапывались общественные выгребные ямы. Усилия также направлялись на то, чтобы дисциплинировать горожан; от местных властей требовали следить за тем, чтобы отбросы не накапливались, чтобы велась борьба со смрадными испарениями выгребных ям и кладбищ, чтобы на улицы, в реки и каналы не спускались помои. Больше, чем штрафные санкции, этому способствовало рытье выгребных ям и сточных канав, а также мощение главных городских улиц. Тем не менее, чтобы усилия в этой области стали заметны, потребуется много веков.
Ужесточение местного законодательства для борьбы со вредоносной вонью с начала XV века говорит не столько о сознательном подходе к решению вопроса, сколько о непрестанном ухудшении ситуации, главная причина которого — бурный рост городов. Во Франции доля городского населения, вероятнее всего, превышала 10% в 1515 году, достигла 20% в 1789-м, а в годы Второй империи составляла 50%. Перенаселённые, зажатые в своих стенах города в буквальном смысле задыхались во время частых и ужасных эпидемий чумы, случавшихся вплоть до 1720 года.
В Гренобле «хозяева улиц» стараются поддерживать чистоту на мостовых. Однако из-за инертности горожан им не всегда это удаётся. Например, в 1526 году было приказано убрать навозные кучи перед домами, но в 1531 году они снова появились.
Этот небольшой город, население которого при Людовике XIII составляло около 12 000 человек, задыхался от нечистот. Законы о поддержании чистоты в городе не соблюдались. В 1643 году его улицы называли «уродливыми и очень грязными».
Несмотря на то, что некоторые историки рисовали апокалиптическую картину, горожане жили в этой грязи. Возможно, они просто привыкли к неприятному запаху и не замечали его.
Гренобль не отличался от других городов своего времени. Отходы жизнедеятельности людей и животных можно было увидеть повсюду, особенно вдоль улиц и крепостных стен. Эти субстанции вместе с дождевыми и сточными водами текли по канавам, прорытым посреди мостовой. Дороги были построены так, что все нечистоты спускались в центр, к водостоку.
Знатные люди избегали зловонной грязи, которая скапливалась в кучи, используя верхнюю, наиболее чистую часть дороги. Собаки и свиньи, находя здесь корм, становились природными мусорщиками. Возможно, им нравился запах человеческих экскрементов, хотя, по мнению античных врачей, они пахнут гораздо хуже, чем экскременты животных.
Вонь усиливалась во время чрезвычайных происшествий, таких как наводнения в Изере или Драке, после которых оставалась «вонючая грязь, смесь отхожего места и могилы», как отметил кто-то в 1733 году. Это становится понятным, если вспомнить, что в те времена хоронили неглубоко, едва присыпая покойных землёй.
Как и в Средние века, воздух загрязняли представители отдельных профессий: мясники, живодёры, торговцы требухой, а также производители свечей — свиное сало, используемое для их изготовления, издавало ужасный запах.
Вплоть до 1901 года на перекрестках стояли бочки-писсуары, в которых смешивалась моча рабочих и прохожих. Содержимым этих бочек пользовались кожевенники, красильщики тканей и изготовители сукна. Кожевенники, в частности перчаточники, в равной мере использовали мочу животных и собачий помёт для обработки кож.
Не отставали от них и текстильщики — из их мастерских также шёл тошнотворный запах. Разложившаяся моча, смешанная с уксусом, служила для закрепления краски, в том числе на коже. Суконщики вымачивали полотна в смеси мочи и тёплой мыльной воды, чтобы удалить с них грязь, после чего мяли их босыми ногами. Крахмальщики подолгу держали крупинки крахмала в воде, чтобы он набух, и при этом воздух наполнялся ядовитыми кислотными испарениями.
Несмотря на то что печи для обжига извести были выдворены за пределы городских стен, они загрязняли воздух в городах, особенно при неблагоприятном ветре. Тем не менее, как это ни забавно, известь является прекрасным дезодоратором. Её использовали для побелки стен домов и отбеливания парусов, ею засыпали выгребные ямы и общие могилы при эпидемиях. Во время чумы её использовали в качестве мер профилактики. В 1597 году «рекомендовалось часто отбеливать бельё и душить духами одежду, за неимением других дезинфицирующих средств, кроме воздуха, воды, огня и земли».
Как и в других местах, жители Гренобля по утрам и вечерам в каждом квартале жгли на кострах благоухающую древесину, иногда поливая её настоем фиалки или щавеля.
В начале XVI века здесь насчитывалось 200 000 жителей, это был самый большой город в Европе и оставался таковым до конца XVII века, когда его население перевалило за полмиллиона. Перед революцией оно составляло уже около 600 000 человек, но на первое место в Европе по численности населения вышел Лондон.
Королевский эдикт, изданный 25 ноября 1539 года, следует рассматривать в контексте стремительного роста населения Парижа. В то время город стремительно приближался к отметке в 300 000 жителей, которую он достиг в 1560 году.
В документе с сожалением отмечается, что на улицах Парижа скапливается огромное количество грязи, навоза, строительного и другого мусора, который люди оставляют прямо у дверей своих домов, несмотря на существующие королевские предписания. Это «приводит в ужас всех добропорядочных жителей и доставляет им крайнее неудовольствие», поскольку от этих куч исходят «вонь и зараза».
Под угрозой штрафа, который будет увеличиваться в случае повторного невыполнения предписаний, каждому собственнику прибрежных домов предписывается уничтожить нечистоты, замостить пространство перед домом и поддерживать дорогу в надлежащем состоянии. Запрещается выбрасывать помои на улицы и площади, держать дома мочу и грязную воду — их следует выливать в канавы и следить, чтобы они утекли. Кроме того, на улицах запрещается жечь солому, навоз и прочие нечистоты — их следует вывозить за пределы городов и предместий, а также убивать свиней и прочий скот в публичных пространствах.
Все владельцы домов обязаны иметь у себя выгребные ямы. Если у кого-то нет такой ямы, тот под угрозой конфискации имущества в пользу короля или десятилетнего запрета на сдачу в наем, если недвижимость принадлежит церкви, должен срочно обустроить её.
Мясникам, производителям колбасных изделий, торговцам жареным мясом, булочникам, перекупщикам птицы, а также всем прочим жителям запрещается разводить свиней, гусей, голубей и кроликов. Те, кто владеет вышеперечисленными животными и птицей, должны вывести их за пределы столицы, если желают избежать конфискации имущества, а также телесного наказания.
Последнее положение наводит на мысль о бушующей или ожидающейся эпидемии чумы, поскольку цель его — предупредить заражение. Таким образом, можно предположить, что королевский эдикт был вызван чрезвычайными обстоятельствами. Во всяком случае, он не имел долгосрочного эффекта, как и предыдущие и последующие предписания городских властей, посвященные этой же проблеме. Королевский указ от 1374 года уже предлагал собственникам парижских домов «обустроить в достаточном количестве общественные и частные отхожие места».
Ситуация не проясняется и юридическими документами: у нотариусов, описывавших имущество после кончины владельца дома, не было особого интереса к отхожим местам. Тем не менее изучение двадцати семи подобных документов, относящихся к кварталу Марэ в период с 1502 по 1552 год, показало, что в восемнадцати домах существовали стулья-туалеты и/или подкладные судна, а в девяти не было ни того ни другого. После указа от 1539 года таких домов осталось пять.
Было бы рискованно утверждать, что те, кто был лишен подобных удобств, имели доступ к общественным выгребным ямам. Скорее можно предположить, что они по-крестьянски выходили облегчиться на улицу, вероятно, на навозную кучу, и даже не давали себе труда выбросить экскременты в канаву.
Дома в Париже были узкие и высокие, и чем беднее был человек, тем выше он жил. Поэтому содержимое помойных ведер и горшков чаще всего выливалось в окно. На протяжении всего дореволюционного времени к предупреждению «Берегись, вода!» следовало относиться серьёзно, чтобы избежать неприятного сюрприза. Обладатели чувствительных носов и те, кто страдал бессонницей, сетовали на это, что ни в коей мере не говорит об эволюции коллективного восприятия, однако свидетельствует, что тема обоняния поднималась и в юридических документах.
Около 1570 года соседи некоего жителя Нанта Андре Брюно жаловались, что между семью и восемью часами вечера под его окнами, в самом центре города, ходить невозможно — очень велик риск быть облитым помоями и испражнениями.
Записки о Средневековье
