Даже если земля спит, мы в пути
В 12 лет Степан перестал вдруг есть. Родители начали бить тревогу и сильно волновались. Бабка Пелагея по отцу молитвы шептала, врач их районной поликлиники таблетками лечил – ничто не помогало. Нет аппетита и всё!
Как-то приехал к ним в гости из Ростовской области материн брат – дядя Пётр. Собрали стол праздничный, сидят, веселятся. Посмотрел дядька на племянника своего, как он куксится над тарелкой и говорит:
- Ваша жизнь городская только детей портит! Пожалуй, заберу я пацана на летние каникулы к нам. У нас свежий воздух, раздолье – начнёт есть, как оглашенный! Мои ребята над тарелкой так не рассусоливаются. Всё едят, ещё добавки просят. Ну что, Стёпка, поедешь к нам на месячишко?
Мать и отец посмотрели на сына. Он давно мечтал побывать у дяди в гостях, встретиться с двоюродными братьями, поэтому без раздумий согласился.
Дядя Пётр с семьёй жили среди донских степей, в небольшой хатке возле железной дороги, которую называли "белая". Ещё до войны дед Степана по имени Терентий Васильевич поселился с бабкой Соней, когда начал работать путеобходчиком.
Крыша у хаты была черепичная, стены белили каждую весну, и среди бескрайних просторов виднелись эти два заметных пятнышка - белое и красное. Вокруг росли тонкие и изящные пирамидальные тополя, словно перья заморской птицы. Их листва серебром блестела на солнце, но тени почти не давала.
Дед Терентий начал обживать эти места, обустроил вокруг хатки небольшой оазис тенистой прохлады. Дядя Пётр продолжил дело отца своего, разбил плодоносный сад. В низине небольшой речушки росли огурцы, картошка, томаты, зелень. Поднимаясь вверх, золотились головы подсолнухов. На другой стороне, на кургане, среди зелёной вязи листьев, желтели долговязые дыни и зеленели круглые арбузы.
Дядя Пётр был хозяйственным мужиком, кроме сада и огорода имел скотный двор с козами, овцами и коровами. Все его одиннадцать детей трудились, даже малышня.
В первое же утро Стёпку подняли так рано, как он никогда не вставал - в шесть утра. В это же время вставали все дети. Под развесистым кустом жасмина стоял длинный стол и лавочки, за который все усаживались, и дядя Пётр давал каждому задание на день. Когда очередь дошла до Степана, он внимательно посмотрел на него и сказал: - Та-акс... Тебе фронт работ дам отдельно.
После чая повёл он мальчугана к сараю, дал тяжёлую лопату и повёл его через железнодорожное полотно низиной по петляющей тропинке к саду.
Там он отсчитал от края двадцать молоденьких деревьев и сказал, что нужно вокруг них вскопать землю.
- На первый раз двадцати хватит, а там как пойдёт, - сказал дядя Пётр, показал как копать. - Дядя Петя, так жарища ведь, - возмутился Стёпка, на что мужчина только рассмеялся. - Сбегай в дом, попроси у тёти Клавы мою соломенную шляпу, легче будет, - сказал и ушёл.
Отпусков дядька не знал. Предложили ему как-то от колхоза путёвку в санаторий, так он отказался: - Как же мои черешенки? Кто ж за ними приглянет?
Каждый день Стёпка работал у дяди, хотя дома даже слив на варенье ленился набрать, если мама просила. Но у дяди Пети было строго. И уже через два дня Степан почувствовал сильный голод. Тут же съел всё, что тётя Клава дала. Излечение началось! А тётка только довольно хихикала, когда племянник уплетал вторую тарелку борща.
А бывал он и другим: весёлым, ласковым и очень заботливым. Тогда ликовала вся семья. Пели песни, шутили, галдели. Больше всех радовалась тётя Клава, становилась шаловливой, словно девчонка, бегала с ребятнёй, чудила с дядей Петей и всё норовила помешать ему подшучивать над детьми.
А он вдруг, в полной темноте, при свете луны заберётся на самую верхушку крыши и начнёт кукарекать под звонкий смех детей или ухать, как сова. А бывало, встанет на ходули и начнёт ловить кого-нибудь из детворы. Поймает, посадит на крышу сарайчика и ловит другого. Далеко разносились весёлые детские крики по ночной степи. Оказывается, он в детстве, в родном Таганроге, подрабатывал в цирке.
Под конец «представления» они обязательно с тётей Клавой начинали о чём-то спорить. Она, почти рыдая, убегала в блестящие ковыли, дядя Пётр бросался за нею, и они пропадали в травах среди далёких курганов. Возвращались в обнимку, тихие и умиротворённые, обязательно с букетом полевых цветов. Тётя Клава прятала за плечом мужа влюблённый и счастливый взгляд.
*****************
Прошли годы. Степан уехал в Санкт-Петербург учиться и подолгу не видел любимого дядьку. Как-то собрался приехать погостить на недельку домой к родителям, и тут перед отъездом приснился ему странный сон.
Будто слепящий свет заливает всё вокруг, глаза до слёз режет. Но Степан знал, что бежит по узенькой тропинке на холм, к белому домику с красной черепичной крышей. Уже показались верхушки тополей. Тропинка была такой горячей, что невыносимо жгло ноги. Но Стёпа не останавливался, всё бежал и бежал. Он знал, что нельзя останавливаться. Впереди него бежала тётя Клава, а за нею на ходулях, в костюме Арлекино, бежал дядя Пётр. Костюм мешал ему, он путался в длинных палках, болтающихся длиннющих рукавах костюма. Казалось, что он вот-вот упадёт. Рыдающим надрывным голосом, очень громко он кричал: - Клавушка! Кла-а-ва, родненькая!
И всё никак не могли они одолеть этот холм, он будто рос и рос на их глазах.
Вдруг тётя Клава рванула вперёд и побежала. Дорожка слилась с небом, и вот уже её ноги ступают по белым облачкам, серебристым в солнечных лучах...
Через три дня Степан получил от мамы письмо с прискорбными вестями.
***************
Получилось Степану приехать к дяде Петру лишь в начале июня. Не заметил, как семь километров прошёл от станции. А когда повернул в степь и увидел верхушки тополей у белой хатки, неожиданно хлынул дождь.
Дядя Пётр сидел весь промокший под жасмином. Из хаты выбежала Таня, его дочь, набросила на отца куртку. Но дождь также мгновенно прекратился, как и начался.
Степан обнял любимого дядьку, поцеловал в сухую горячую щёку, присел рядом. Заволновался, не знал, какие подобрать слова, чтобы утешить. Дядя Пётр вздохнул и начал первый: - Вот какое дело. Теперь один я в ответе за детей. Правильно говорят: любовь не понимает настоящей глубины до часа разлуки. Просыпался раньше по утрам, и сердце ликовало по любви. А сейчас любви не хватает, самой любви.
- Знаешь, почему я с детства привязался к цветам и деревьям, - продолжал дядя. – Потому что они никому не желают зла. А мы, люди, скитальцы по жизни. Ни один восход не застанет нас там, где оставил закат. Даже если земля спит, мы в пути. Закончился день жизни нашей с Клавой, закрылся, как лилия на пруду закрывается до утра.
Оказывается, дядя Петя носит в себе такие мысли. Степан был изумлён и корил себя за духовную слепоту.
***************** Прошло много лет. Степан сам уже дед, виски седые. Недавно побывал в краю своего детства. Он ехал на поезде в посёлок, где ещё остались родственники. Железная дорога пролегала через то место, где когда-то стояла белая хатка с красной черепичной крышей. Степан прилип к холодному стеклу, едва успев разглядеть средь жухлого бурьяна кучу кирпичей. Ещё два тополя мелькнули с растопыренными высохшими ветками…
Поезд нёсся по просторам ростовской степи. Степан всматривался вдаль, но так и не увидел того сада, над которым колдовал дядя Пётр. Всё исчезло! Ничего не осталось от его любви и трудов. Только мысли: «Даже если земля спит, мы в пути».
